Люди и ручки (сборник историй)

[Piters]

Что ж, дабы не нарушать правил форума, по просьбам трудящихся, открываю данную тему. Ручечные истории, так сказать, джентльмен-клаб для романтиков-графоманов. Ну, и просто мило побеседовать на не сильно отвлеченные темы.

Сразу же за деда и Сомали. Уже пару раз упоминал об этом на Форуме, сейчас, в рамках темы, попытаюсь рассказать поподробнее.
А служил, значит, дед в бородатые шестидесятые в медицинских войсках, заведовал складом медикаментов, за счет чего имел доступ ко всяким там дефицитам (как у Райкина), но, ввиду какого-то сверхаскетизма, всеми этими благами почти не пользовался. И вот, видимо, в награду за честность (или черт его знает, зачем), был он отправлен в составе группы военно-медицинских консультантов в г. Могадишо, обучать местный персонал тонкостям разведения этилового спирта (а годы это были, если не соврать, 1969-1971 или около того). В общем, не будем останавливаться на истории, все знают, что там было и как.
Вот, а вернулся дед из командировки с разными ништяками: сертификатом на персональную "Волгу", перстнём с бриллиантом местной работы, какой-то там валютой и, разумеется, с тем самым Parker 51 красно-коричневого цвета и золотой надписью по-итальянски (дарственной). И легла сия ручка до поры - до времени в шкап, т.к. дед считал все это баловством и причиндалами. Зато потом нарисовался внук в возрасте девяти, наверное, лет и с соответствующими возрасту интеллектуальными данными, прилежностью и аккуратностью.
Хорошо запомнилась деталь: ручка лежала в шкафу не одиноко, а рядом со стеклянным флаконом фиолетовых чернил "Радуга" с гранями, похожими на бутылки Waterman". Не так давно навещал деда и нашел этот пузырек, правда пустой, на том же самом месте. Куда делись чернила - загадка.
А в тот момент, при помощи бабушки, ручка была заправлена (пипетка была, если не путаю), ну, перо - к бумаге, каракули там...известное дело. А мозг требовал изучения внутреннего устройства. И вот уже из ручки выкручивается (с силой) аэрометрик, внутрь отверстия залезается вязальной спицей, вокруг все окрашивается цветами радуги (точнее одним, самым последним)...
Залетает бабушка, звучат проклятья (впрочем, довольно мягкие, добрейшей души человеком она была), мне излагается история получения дедом этой ручки и, соответственно, ее ценность, я начинаю чувствовать себя нехорошо.
Следующим номером заходит дедушка и... И ничего не происходит. Ну, такой вот характер у человека, даром ему все эти цацки. Он ни украшений никогда не носил, ни костюмов, ни прочих аксессуаров. И мне это, между прочим, по наследству передалось, за исключением перьев.
А тогда мы долго отмывались от чернил и потом ели мороженое. А сейчас я жутко жалею, что ручка так безвестно погибла. Теперь она была бы для меня настоящей реликвией (да и единственной, наверное). Но ничего не поделаешь, пусть этот Паркер так и остается ярким воспоминанием на всю последующую жизнь.

[List]

[Piters]

Ха, точно. Только в названиях теги не поддерживаются))

[CyberInk]

[Dolgorukii]

[Piters]

[List]

[Sonor]

[Piters]

Спасибо огромное! А теперь - ждем историй!

[List]

Союз нерушимый

Я редко достаю из кейса эту свою авторучку — легендарный «СОЮЗ» с полуоткрытым золотым пером. В семидесятые годы прошлого века дорогая была вещица — дарили за особые заслуги, как именные часы или наградное оружие. Ну там, лучшему учителю района или победителю какого-нибудь смотра.

У нас в Ленинграде при крупных универмагах всенепременно была будка гравера, который, подобно часовщику, вооружившись приставленной к глазу лупой, вручную делал алмазным бором дарственные надписи, типа: «Парторгу 45-го цеха товарищу такому-то в день 50-летнего юбилея» или «25 лет безупречной работы в органах внутренних дел», — в зависимости от пожеланий заказчика.

Я с восхищением заглядывался на работу мастера. Под мерное жужжание бормашинки этот кудесник выводил дивной красоты буквицы — чисто, как в прописях, да еще с замысловатыми завитушечками, каковых не найдешь даже и в прописях. Конечно, я тихо завидовал дяде, чьи волшебные руки умеют на глазах создавать такую несусветную красоту — хоть на портсигаре, хоть на зажигалке, хоть на авторучке. Недаром, видать, платили ему побуквенно: сколько-то копеек за знак. Гравировка памятной надписи могла потянуть рубля на два-три — при стоимости бутылки армянского коньяка четыре двенадцать — как сейчас помню. Само же гравирование занимало минут пять, от силы. Как тут не позавидуешь дяде! Нынешним гравировщикам-лазерщикам такое даже не снится…

На авторучке, впрочем, дядя зашибал не шибко — на узеньком ее тельце было принято указывать лишь инициалы владельца, дабы заклеймить вещь, привязать ее к хозяину — теперь это называют персонализацией. На моей союзовской авторучке выгравировано: С.В. Чуть ниже: 17.06.77. И под всем этим — фирменный вензель мастера: что-то вроде веточки с листочком или латинской буквы N — неясно. Сам же колпачок выполнен из латуни и позолочен; его полированная поверхность декорирована продольными линиями, чередующимися в последовательности: 5-1-5-1… и так далее. Вероятно, дизайнер авторучки — тогда он назывался художник-конструктор — был вдохновлен музыкальной темой — на колпачке он создал своего рода золотой нотный стан. По нему-то и прошелся твердосплавным бором гравер, дополнив линеечки буквицами на манер нотной рукописи; в стандартном варианте на колпачок нанесено лишь заводское клеймо — товарный знак завода «СОЮЗ» в нижней части, ровно под клипсой, и с противоположной стороны — пятиугольник Знака качества, гордо несущий аббревиатуру СССР над некоей абстрактной чашей. Надо догадываться, изобилия, кто не в курсе…

В остальном авторучка ничем не отличается от множества себе подобных. Черная пластмасса корпуса в хорошем состоянии: баррель, вообще, как новый; поверхность грипп-секции потрачена мелкими царапинками-штришками от открывания-закрывания колпачка. Внутри обычный поршневой механизм — еще родной, работает, как часы; его стенки прозрачны, но никаких следов чернил не видно. Заправляю ручку фиолетовыми чернилами «Радуга», к которым она привыкла, и начинаю свой рассказ. Садитесь поудобнее, наливайте чай, кофе — или что там у вас…



Нда, после VISCONTI Rembrandt к этой надо привыкать заново — как будто пересел с «Альфа-Ромео» обратно на «Волгу»: перо жестковатое, хотя и очень упругое, с отчетливой обратной связью. Более чем отчетливой — водитель скажет: отлично чувствую дорогу, каждая ямка отдается известно где. Однако линию держит уверенно, не боится никакого нажима — кажется, даже просит: пользуй меня по полной, мне уже ничего не страшно — я родом из социализма. Окей, пользую — сейчас все о тебе расскажу…

Будучи мальчиком, дружил я с одной девочкой. Так это у нас называлось: дружить. Моя мама, правда, была другого мнения: она считала, что за девочкой я ухаживаю. И произносила это словцо с какой-то дурацкой улыбочкой, которая меня ужасно злила — абсолютно немотивированно. Девочка была из хорошей семьи, почти что профессорской. Хотя на тот момент еще доцентской — папа ее защитил степень кандидата тех. наук и служил доцентом кафедры чего-то непостижимого в одном из ленинградских вузов. А мы с девочкой как раз там вместе учились, в одной группе. И как-то так вышло, что ко мне этот самый девочкин папа благоволил едва ли не больше, чем его дочка. Которая была весьма строга в отношениях, ничего такого себе не позволяла — чего мне-то, между нами, больше всего от нее и хотелось. Но ни-ни…

И, кажется, лучше всех это дело понимал папа-доцент — наверно потому, что дочь у него была единственная, и рисковать ею он был, конечно, не намерен. Поэтому он занял весьма хитроумную позицию: да ну их, этих девчонок, ни на что дельное они не годны, давай-ка, дружок, заниматься вещами серьезными: наукой, спортом, духовными практиками. Ему хотелось в кого-то инвестировать свой жизненный опыт. Как-то С.В. даже обмолвился, что всегда мечтал он о сыне, да вот не свезло: родилась девчонка…

Эту союзовскую авторучку со своими инициалами папа-доцент всегда носил в нагрудном кармане серо-стального рабочего пиджака, с достоинством посверкивая золоченой клипсой. Такова была его служебная форма одежды: пиджак, авторучка и привинченный рядом темно-синий ромбик с аббревиатурой вуза — его выдавали в комплекте с дипломом, где ставили штампик: «нагрудный знак выдан». Выдан не для того, чтобы хранить в ящике письменного стола, а дабы носить напоказ и гордиться. Равно как и престижным инструментом письма, который тоже всегда при себе. Сдается мне, подавляющее большинство профессорско-преподавательского состава в те далекие семидесятые как правило имело авторучку с золотым пером — либо отечественную, завода «СОЮЗ», либо китайскую, «WING SUNG» или «GOLDEN STAR».

Носить в нагрудном кармане вражеский «PARKER» мог позволить себе номенклатурный работник: госслужащий, партийный функционер, член Союза писателей, — либо тот, кто мотался за кордон по роду деятельности: моряк, летчик, переводчик. В любом случае фирменная паркеровская стрелка говорила о том, что хозяин человек непростой. А может, и шпион, кто его знает…

Еще в карманах доценты обязательно носили расческу, носовой платок и партбилет. Иначе педагог не соответствовал моральному облику профессорско-преподавательского состава советского вуза. Можете поверить мне на слово: если кому-то и было дозволено пренебречь этим не писаным правилом, то только гению, светилу отечественной науки. Девочкин папа гениальным ученым не был — он был просто хорошим мужиком, который сумел неплохо устроиться. И все вышеперечисленное у него имелось, включая авторучку с золотым пером. Не было разве что сына. И тут подвернулся я — мальчик, который дружит с его дочкой.

И в один прекрасный день он достал из кармана это свое стило — вероятно, очередной подарок от благодарных выпускников, — достал и торжественно вручил мне, произнеся при этом слова, которых я никогда не забуду: не ходи проторенными путями, дружище, — я вот ими ходил, и меня от этого уже тошнит — вечно чего-то боишься, вечно лижешь кому-то задницу и в результате перестаешь уважать самого себя… Иди своим путем — тогда ты сам себе прокурор и сам себе адвокат. И ничего не бойся… Он в тот момент был ужасно растроган моим решением перейти в другой институт — отсюда, из тепленького местечка, где мне практически был уготован шелковый путь: стать членом профессорско-преподавательского состава, его преемником. И, вполне вероятно, зятем.

Авторучку я с благодарностью принял — всегда мечтал о таком роскошном инструменте, — но написать ею диссертацию, как того пожелал мне прежний ее владелец, не вышло: через несколько месяцев я загремел в армию. Из одного вуза я добровольно ушел, в другой по разным причинам не был зачислен и в результате стал легкой добычей военкомата. Разумеется, перо, ставшее теперь любимым, я взял с собой — писать письма мне хотелось только этой ручкой. И весь первый год службы она и только она спасала меня от депрессии. Я писал часто и помногу, я изводил килограммы бумаги, находя в этом единственную для себя отдушину: чистый лист и авторучка — это все, что нужно человеку, чтобы не чувствовать себя обезьяной.

На втором году стало немного полегче. К тому же иногда отпускали в увольнения — можно было вырваться из атмосферы скотства и унижения, в которой существуют солдаты срочной службы.

У солдата выходной, пуговицы в ряд
Ярче солнечного дня золотом горят.
Часовые на посту, в городе весна,
Проводи нас до ворот, товарищ старшина…

Однажды, вернувшись вечером в часть, я обнаружил, что моя авторучка, хранившаяся под подушкой, исчезла. Для меня это была трагедия из разряда «с любимыми не расставайтесь». На время я даже перестал писать письма — пользоваться дешевой шариковой ручкой вместо той, несущей печать счастливой прежней жизни, к которой я мечтал вернуться, было для меня не просто грустно — скорбно. Долгое время она снилась мне, моя авторучка с инициалами девочкиного папы — как будто я нахожу ее на прежнем месте: просыпаясь среди ночи, я шарил под подушкой — нет, опять это только сон…

К письмам я постепенно вернулся — купил себе простенькую чернильную ручку. Но не с золотым, конечно, пером — самым что ни на есть школьным, стальным. Дожил до дембеля, ощущая неприятное, холодящее сердце чувство — как будто твоя любимая изменяет тебе с другим. Ты же вынужден спать с дешевой вокзальной шлюшкой.

Где любимая живет, липы шелестят,
И садится в карусель не ее солдат.
Но другие ни к чему, все до одного,
Если только верно ждешь солдата своего…

В родной город я вернулся в начале лета. Липы в самом деле шелестели, и летал тополиный пух, и ночи были еще белее, чем до армии. Но самое невероятное — любимая, действительно, ждала. Нет, не девочка из хорошей семьи, не дочка доцента с кафедры чего-то непостижимого — меня ждала другая, воистину любимая.

Не прошло и недели со дня моего возвращения домой, как однажды, гуляя по городу, я вдруг увидел ее, лежащую на горячем асфальте Большого проспекта Петроградской стороны. Сначала я, конечно, подумал, что это просто такая же, как моя, украденная неким злодеем-завистником год назад, — я, кстати, догадывался, кем именно, — но когда поднял и приблизил к глазам, то некоторое время не мог поверить в чудо, подозревая, что это продолжение того самого навязчивого сна, в котором я нахожу авторучку на прежнем месте, под подушкой. Я даже ущипнул себя, а потом открыл колпачок и укололся пером. Нет, это был не сон — перо кольнуло ладонь и оставило фиолетовый чернильный след.

Невозможно было поверить, что ко мне вернулась моя ручка — та самая, подаренная два с половиной года назад доцентом с инициалами С.В., выгравированными на позолоченном колпачке рядом с датой: 17.06.77. Как, каким образом она попала сюда, на раскаленную июньским солнцем городскую панель? Да еще в тот самый день и час, когда на нее ступила моя демобилизованная нога — все это так и осталось для меня загадкой.

Оказавшись перед мистической пропастью, поглотившей и вернувшей мне мою любимицу, я многие годы не расставался с ней ни на миг — ни днем, ни ночью. Днем я носил ее в кармане, на ночь, как водится, клал под подушку. То и дело меня посещал старый армейский кошмар: просыпаясь среди ночи в холодном поту, я проверял, на месте ли авторучка, — полная паранойя. Вот она, тут, моя маленькая, — шептал я в подушку, нащупав ее гладенькое тельце…

Стоит ли удивляться, что мое сумасшествие получило продолжение: вскоре я начал собирать авторучки, постепенно теряя чувство меры. Хотя эта, моя черненькая беглянка, выпускница завода «СОЮЗ», так и осталась незабываемой первой любовью — острой и свежей, как та памятная весна, когда я шел на сборный пункт военкомата, сжимая ее в кармане. Разве смогу я поменять ее — даже на какую-нибудь Стипулу или Монтеграппу?..

Впрочем, постойте. Можно попробовать. Ведь однажды она доказала: наш союз нерушим — она знает дорогу домой и возвращается обратно к хозяину. Как кошка…

[natiks]

Алексей, я на одном дыхании прочитала Вашу потрясающую историю любви.
И то, как ручка к Вам вернулась- кажется невероятным. Я думала, что такие истории имеют место быть только в вымышленной реальности. И сама история и Ваш талант ее написания вызывают чувство уважения и восхищения!

[Dolgorukii]

Это просто потрясающе!!!

Браво!

Прочитал так же, как и уважаемая Наталья - на одном дыхании!!!

[Piters]

Таки очаровательно!

[List]

[Кержак]

Сложив из множества мозаик
Почти Шекспировский сонет,
Вошел в историю прозаик,
И ... авторучечный поэт!

[ИГ]

В разделе "Общение" есть тема, где затронут вопрос "как относитесь к Б/У ручкам". Там рассказана схожая история. Человек продал свою ручку, через некоторое время решил купить, и купил. Совсем у другого человека. То, что это ОНА - определил по заводскому номеру...

Все вещи - живые...
:0))))

[CyberInk]

Замечательная история!
И мистика, и любовь, и страсть и счастливый конец!

[ЮрийЮВ]

[List]

[ЮрийЮВ]

Алексей Алексеевич,пусть почаще накатывает (с таким качеством изложения)! Хорошая проза-пусть и в виде заметок и эссе-сейчас в дефиците.

[Офтольмолог]

[Shina]

Очень понравилась эта изумительная история! Отличный слог,браво! Один вопрос остался...А как девочка и папа-доцент? Впрочем,наверное,это другая история...

[SnakeZ]

Уважаемый List, спасибо! Очень было интересно прочесть историю...
Жизнь преподносит иногда такие сюжеты - которые не приснятся самому находчивому романисту.

[List]

[List]

[ЮрийЮВ]

[List]